Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Трефовый туз» сидел подавленный и жалкий.
Лиля поднялась. Она больше не могла смотреть на побежденного фашиста, который был ей противен. «Может быть, именно он убил Лешу…» — опять подумала она.
Мартынюк подошел к ней и хотел что-то сказать, но внезапно немец вскочил, повернулся к Лиле и, выпрямившись, остался так стоять перед ней.
Действительно ли он, оказавшись побежденным, признал Лилино превосходство или просто сделал вид, Лиля так и не поняла. Да, собственно, она и не добивалась уважения с его стороны.
— Ну вот, — довольно произнес Мартынюк. — Он сам попросил показать ему того русского аса, который в бою показал отличное мастерство и сумел победить его.
— Я пойду? — спросила Лиля.
— Иди, Лиля.
Облегченно вздохнув, она вышла, не оглянувшись.
«Ты, конек вороной…»
День выдался жаркий, безветренный. Нещадно палило июльское солнце, и казалось, что раскалилась не только земля, пересохшая, потрескавшаяся, но и подернутое дымкой белесое небо. Вокруг аэродрома, который находился вблизи от небольшого шахтерского поселка, далеко, до самого горизонта, тянулась желтая, покрытая выжженной травой донецкая степь, а в степи то в одном, то в другом месте чернели терриконы.
Восьмерка «яков» готовилась вылететь для сопровождения группы бомбардировщиков Пе-2.
Истребители должны были встретиться с бомбардировщиками точно в назначенное время севернее железнодорожной станции, неподалеку от линии фронта, и прикрывать их в течение всего полета к цели и обратно, отражая атаки вражеских самолетов.
Восьмерка состояла из двух групп, которые в случае надобности могли действовать самостоятельно. Лиля попала в первую четверку, а Катя — во вторую.
В ожидании команды на вылет летчики собрались у Лилиного самолета и, отойдя от него на безопасное расстояние, курили. Девушки сидели на траве в тени под плоскостью.
— Слышь, Лиль, — сказала Катя, — снился мне сегодня Баранов. И так ясно, знаешь, я видела его… Ну как тебя сейчас. Будто зовет он меня лететь с ним в паре, а я отказываюсь. «Не хочу, говорю, хватит! Для меня война уже кончилась. Завтра улетаю в Москву». Чудно, ей-богу! Представляешь, отказываюсь, и все! Приснится же такое… А он мне говорит, Баранов: «Нет, Буданова, полетишь со мной!» Строгий такой и, как всегда, так здорово нажимает на «о»… «Полетишь со мной!..» Чудно…
Она умолкла и, продолжая вспоминать, скорбно улыбнулась одним уголком рта. Лиля задумчиво смотрела туда, где сероватая дымка затушевывала горизонт.
— Ну и куда же ты полетела? — спросила она, ожидая, что Катя будет рассказывать дальше.
Но Катя не ответила. Погрузившись в какие-то свои мысли, она не расслышала Лилиных слов, а может быть, просто не захотела отвечать на ее вопрос. Лицо у нее было грустное, даже как будто удрученное. Лиля решила, что это оттого, что Кате вспомнился Баранов, к которому она была неравнодушна, и не стала больше спрашивать. Но все же видеть Катю печальной было непривычно, и Лиле стало как-то не по себе…
К девушкам подсели летчики:
— Споем, что ли? Времени еще достаточно. Катерина, запевай! Что-нибудь душевное…
Вздохнув, Катя откинула голову, медленно провела рукой по волосам, поправляя свой кудрявый чуб, упавший на лоб, затем, будто отгоняя прежние мысли, скользнула ладонью по лицу и запела сначала тихо, потом громче:
Там, вдали за рекой,
Засверкали огни,
В небе ясном заря догорала…
Все дружно подхватили негромкими, чуть приглушенными голосами:
Сотня юных бойцов
Из буденновских войск
На разведку в поля поскакала…
Закрыв глаза, Катя звонким, сильным голосом вела мелодию. Она любила петь и пела всегда с удовольствием, с чувством, забывая обо всем на свете, целиком уходя в песню. В полку ее считали признанным запевалой, вокруг нее собирался народ, чтобы спеть любимую песню или послушать русские и цыганские романсы, которые она охотно исполняла. Песни, которые пела Катя, были всегда или очень веселые, задорные или, наоборот, печальные. Других она не признавала.
Сегодня ее голос звучал как-то особенно проникновенно, словно в эту грустную комсомольскую песню она хотела вложить всю свою душу.
Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих…
Затих последний звук песни, и наступила тишина, которую никто не хотел нарушить первым.
Внезапно в тишине раздался усиленный рупором голос дежурного по полетам:
— Внимание на аэродроме! Вылет через пять минут! Летчикам приготовиться!
Все стали поспешно подниматься, озабоченно натягивая шлемофоны. Катя подождала, когда все разошлись, и как бы между прочим сказала:
— Слышь, Лиль… Там у меня в тумбочке два письма лежат. Не успела я отослать. Одно сестренке, другое на завод. Я давно обещала… Помнишь, заводские еще мне самолет хотели подарить? Может, и купят когда-нибудь.
— Помню.
— Так ты отошли письма, Лиля. Адреса уже написаны.
— Когда? — не поняла Лиля.
— Да хоть завтра!
— А ты? — спросила Лиля подозрительно. — Разве ты сама не можешь?
— Да могу и сама… А если вдруг не выйдет, то сделай, ладно? Хочу, чтобы они обязательно получили.
— Почему это — не выйдет?
Лиля пристально посмотрела на Катю, стараясь прочитать ее мысли.
— Да мало ли что…
— Что это ты сегодня… Какая-то…
— Ну, Лилька, бывай! — улыбнулась Катя, перебив ее, и заспешила к своему самолету, на ходу надевая и застегивая шлемофон.
— Катя! Ка-тя! — крикнула ей вслед Лиля, желая задержать ее, но та не обернулась.
Лиле хотелось побежать за ней, но времени уже не оставалось. Она видела, как Катя, приблизившись к своему «яку», сказала что-то технику и стала забираться на крыло. «Что это с ней?» — подумала с тревогой Лиля и, убедившись, что Катя уже села в самолет, повернулась к Инне, которая ждала ее с парашютом в руках.
— Будем запускать? — спросила она нерешительно, все еще раздумывая.
— Будем запускать, — ответила Инна. — Вот парашют, надевай.
Инна поспешно стала пристегивать парашют. В кабину Лиля садилась, испытывая гнетущее чувство, будто она не сделала чего-то важного, без чего нельзя обойтись. Но что́ именно нужно было сделать, Лиля не знала. Может быть, поговорить с Катей…
Точно в назначенное время восьмерка «яков» вышла в район встречи. Вскоре в восточной части неба появились бомбардировщики Пе-2, летевшие плотным строем на более низкой высоте. Дождавшись их, «яки» заняли свое место, кружа над бомбардировщиками. Вся группа взяла курс на запад.
Приблизившись к одному из Пе-2, который летел в строю крайним, Лиля увидела лицо